Оценивая весь массив литературы, посвященной истории медицины Санкт-Петербурга 30 – 40–х гг. 19 в., можно сделать неутешительный вывод – комплексного труда по данной теме, как и в целом, серьезного обобщающего труда по истории дореволюционной медицины города на Неве, не существует. Мы имеем отдельные работы, в которых исследуется тот или иной локальный вопрос, при чем прослеживается также разрыв между двумя историографическими традициями: дореволюционной и современной.

Дореволюционный период в историографии данного вопроса – это, собственно, появление первых работ по истории медицины Санкт-Петербурга, которые заложили определенную традицию в изучении данного вопроса. Значительное число исследований было посвящено рассмотрению локальных вопросов, как правило истории отдельных лечебных учреждений, организаций и в данном отношении необходимо упомянуть такие имена как Г.М. Прозоров[1], Я.А. Чистович[2], Л.Ф. Змеев[3], М.Ю. Лахтин[4], Г.Г. Скориченко[5] и др. Наиболее изученной является история старейшего научного и образовательного центра Петербурга – Императорской Медико-хирургической (с 1881 г. – Военно-медицинской) академии. Особенно «плодотворным» в данном отношении следует считать последние годы 19 века, когда академия праздновала свой столетний юбилей, в это время даже отдельные кафедры подготовили исторические очерки[6].

Работы авторов 19 – начала 20 вв. отличали широта охвата, использование значительного массива источников и пр. Кроме того, эти исследования сегодня представляют особый интерес вследствие того, что содержат целый ряд материалов, которые уже не доступны современному исследователю.

С сожалением следует признать, что не получила дальнейшего развития традиция, заложенная в исследовании П.Н. Столпянского[7]. На основании широкого круга источников, прежде всего, периодики, автор попытался рассмотреть материальный, социальный статус врача в Санкт-Петербурге, оценив его подготовку, уделив внимание деятельности отдельных специалистов, показав условия их деятельности.

Таким образом, работы, созданные в указанный период, характеризовавшийся, кроме того, активным сбором и переработкой материала, и сегодня являются актуальными вследствие наличия значительного фактических данных и сведений очевидцев. В данное время была заложена определенная историографическая традиция, которая утеряна к настоящему времени. Характеризуя работы данного времени, необходимо отметить и их отдельные недостатки – излишнюю увлеченность субъективными сведениями, слабость справочного аппарата.

В довоенное время практически отсутствовали серьезные работы по истории медицины города на Неве. В 1960-е гг. вышел в свет обобщающий труд по истории города «Очерки истории Ленинграда»[8], в котором, вследствие обращения к региональной тематике, стало возможным более детально остановиться на отдельных аспектах истории здравоохранения города на Неве. Кроме того, вышел ряд работ, посвященных медицинской сфере Ленинграда в дореволюционный период[9]. Вместе с тем, жесткие идеологические рамки и заведомо неверное, политизированное, рассмотрение городской медицины в 19 в. как отсталой, не позволили авторам серьезно и объективно освятить данную тему. Не появилось в распоряжении исследователей  и новых источников.

Переломными стали последние десятилетия прошлого века. Появился целый ряд ярких и незаурядных исследователей, которые выбрали своей темой историю медицинского Петербурга 18 – начала 20 вв. Вначале это были локальные работы, посвященные отдельным вопросам, как правило, биографического характера. Однако, вскоре интерес авторов вышел за указанные рамки и появляются более общие исследования. Значительная часть указанных исследователей принимало активное участие в работе Ленинградского (ныне Санкт-Петербургского) научного общества историков медицины на базе Военно-медицинского музея МО РФ. В данной связи необходимо назвать имена Ю.А. Голикова, Т.И. Грековой, В.И. Дедюлина, Г.Л. Микиртичан, В.П. Романюка, Е.Ф. Селиванова, В.В. Сосина, А.В. Шабунина и др.[10] Необходимо отметить, что названные выше исследователи являлись авторами статей медицинского раздела энциклопедии «Три века Санкт-Петербурга»[11].

На рубеже 20 – 21 вв. вопросы, связанные с историей медицины Санкт-Петербурга, рассматривались также в рамках общих трудов по истории отечественной медицины и ее военно-медицинской службы[12]. В результате значительного расширения источниковой базы, прежде всего, архивных материалов и источников личного происхождения, авторы сумели осветить малознакомые сюжеты, предложить новую трактовку известных событий, сделать ряд нетривиальных выводов.

Вместе с тем, обращаясь к изучению медицины Санкт-Петербурга 30 – 40-х гг. 19 в., необходимо отметить, что в исследовании данного отрезка историки медицины сделали не столь много. Здесь скорее следует отметить ставшие уже хрестоматийными работы московских исследователей С.М. Громбаха[13] и Б.М. Шубина[14].

Парадоксально, но более ценными в данном отношении были работы пушкиноведов, в частности исследование Аркадия Моисеевича и Михаила Аркадьевича Гординых[15]. Кроме того, в данной традиции выдержаны и написанные на высоком уровне медицинские статьи энциклопедического словаря «Быт пушкинского Петербурга», написанные О.С. Муравьевой[16].

В заключение историографического обзора следует отметить, что сегодня мы лишены тех изданий, которые заслуживает славная и богатая история медицины Санкт-Петербурга. Московские исследователи сделали в данной области гораздо больше, о чем свидетельствуют многочисленные исторические труды по рассматриваемой тематике.

Современные исследователи имеют значительные перспективы для своей работы. Можно с полной уверенностью сказать о преодолении негативной историографической традиции, связанной с пренебрежительным отношением к медицине Санкт-Петербурга 19 в. В последнее время к и без того солидной источниковой базе добавилось значительное количество источников, прежде всего личного происхождения, что позволяет изучать указанный вопрос более детально. Исходя из этого, можно ожидать работ в русле современных направлений: истории повседневности, городской истории и пр. Таким образом, следует ожидать новых исследований, которые будут представлять собой новый этап в изучении истории медицины города на Неве в предшествующих столетиях. Возможно, очередной «юбилейный бум» станет стимулом для исследователей данного вопроса?

Переходя к характеристике изучаемого периода, необходимо отметить, что 30 – 40-е годы 19 века – это чрезвычайно интересный и важный для всего дальнейшего развития отечественной медицины период, на который приходится значительное число событий, составивших впоследствии яркие страницы ее истории. В своей работе нам бы хотелось осветить лишь отдельные стороны петербургской медицины в указанное время.

В первую очередь, необходимо остановиться на организации медицинского дела в городе на Неве в указанное время. Главным административным органом Российской империи в своей области в начале XIX столетия являлась Медицинская коллегия. Во главе Медицинской коллегии находился главный директор, не числившийся в штате, и президент. В Санкт-Петербурге при коллегии состоял Физикат, а в Москве – Медицинская контора. К 1802 г. в сферу руководства Медицинской коллегии входили Санкт-Петербургская и Московская медико-хирургические академии, генеральные или главные госпитали, Петербургский запасной аптечный магазин, аптеки в ряде городов, четыре медицинских и ботанических сада в Санкт-Петербурге, Москве, Херсоне и Тобольске, собственная типография в Петербурге на Аптекарском острове, а также Калинкинский медико-хирургический институт, губернские врачебные управы, под началом которых были больницы, лазареты, госпитали, вольные аптеки и “медицинские чины всех ведомств, среди которых военное по числу служащих в нем медицинских чинов занимало первое место”[17].

В обязанности Физиката входило наблюдение за чистотой в городе, свежестью съестных припасов, назначение полицейских врачей. Одной из обязанностей последних был надзор за выполнением правил для ограждения населения от «прилипчивых» болезней. По правилам каждый домохозяин обязан был сообщать в полицию о случаях заболевания его жильцов «горячкою с пятнышками» или другими тяжкими и «прилипчивыми» болезнями. Несоблюдение этих правил каралось большим штрафом[18]. В ведении Физиката находились и прививки против оспы. С 1768 г., когда на острове, получившем позже название Голодай, был открыт госпиталь для прививания оспы и лечения больных, жители Петербурга осенью и весной, извещались о том, что каждый может бесплатно «получить прививку от оспы»[19].

Физикат осуществлял надзор за работой больниц, богаделен и аптек. При столь широком поле деятельности в штате Физиката состояли всего 3 сотрудника: инспектор, оператор и акушер. Реальная деятельность Физиката, конечно, далеко не всегда и не во всем соответствовала строгим правилам и установлениям, вместе с тем, Петербургская врачебная управа делала свое дело, по мере возможностей контролируя в медицинском и санитарном отношении положение дел в городе[20].

Общее состояние медицины в Петербурге в первой трети XIX в. отразил главный доктор Лондонской детской больницы лорд А. Гранвилл, посетивший С.-Петербург в 1827 г. Он, прежде всего, отметил преобладание в столице России врачей-иностранцев, среди которых особо выделил англичан – Я. Лейтона, В. Крейтона, Я. Виллие и др. Гранвилл высоко оценил деятельность в Петербурге Н.Ф. Арендта, поставив его в один ряд с европейскими знаменитостями. Хирургическое мастерство Н.Ф. Арендта, по его мнению, «делало честь России»[21].

Весьма положительно оценил английский гость работу петербургской полиции по организации борьбы со знахарством. «Если бы лондонская коллегия врачей, - заметил А. Гранвилл, - имела такую же власть, то сотни мнимых докторов и шарлатанов, расстраивающих здоровье и карман верноподданных его Королевского Величества, были бы истреблены».

Для занятия медицинской практикой требовалось разрешение Физиката, петербургской Врачебной управы. Каждый желающий получить разрешение должен был представить свидетельство об утверждении его во врачебном звании от ИМХА или одного из российских университетов. Медицинская канцелярия сообщала об этом в «Академических ведомостях». Практика без разрешения Физиката считалась незаконной и каралась денежным штрафом. Это правило распространялось и на иностранцев; незаконно практикующие иностранные врачи незамедлительно выдворялись за границу[22].

Физикат устанавливал размер максимальной оплаты врачебных услуг малоимущими больными. Так, в 1830-е гг. за посещение больного доктор получал 1 руб., лекарь - 50 коп. Отдельно оплачивались различные медицинские процедуры: кровопускание стоило 25 коп., вырванный зуб - 50 коп., приложение пластыря или шпанских мух - 25 коп., «припущение пьявиц» - по 20 коп. за каждую[23]. Врачебные гонорары, выплачиваемые состоятельными пациентами, не фиксировались и не ограничивались.

Обычно врачи помещали частные объявления в газетах, где непременно указывалось, что бедных будут лечить бесплатно. Согласно Медицинскому уставу 1789 г., врачам казенных лечебных заведений, получающим жалование, рекомендовалось оказывать помощь неимущим не за деньги, а «по человеколюбию». Многие петербургские врачи могли позволить себе подобное, т. к. их материальное положение было весьма завидным. В столице также существовали подлекари и фельдшеры, имевшие в городе свои заведения, где посетителей стригли, брили, ставили им клистиры, вырывали зубы[24].

Состоятельные люди имели постоянного домашнего врача, который был сведущ в самых разных областях медицины и лечил всех членов семьи – от грудных младенцев до стариков. Семья А.С. Пушкина, как известно, пользовалась услугами домашнего врача профессора ИМХА И.Т. Спасского, свидетеля последних дней жизни поэта.

В 1823 по официальным данным в Санкт-Петербурге был 261 частнопрактикующий врач: 6 акушеров, 4 – хирурга, 3 – главных врача, остальные – по внутренним болезням.

Вольно практикующих, т.е. не служивших нигде врачей в Санкт‑Петербурге в первой половине XIX в. было немного, почти все врачи служили и наряду с этим занимались частной практикой. Большинство из них служили в военных госпиталях, остальные – в больницах и закрытых учебных заведениях.

Согласно первому российскому Врачебному списку в 1809 г. в Российской империи работали 2596 практикующих врачей, из них почти половина – 1187 «природных россиян».

В Санкт-Петербурге, как и в целом по стране, ощущался недостаток врачебных кадров, в первую очередь, россиян. В первой половине 19 века в столице существовало лишь одно, действительно, крупное высшее учебное заведение, готовившие будущих медиков: Императорская Медико-Хирургическая академия. После окончания курса слушателям присваивалось звание лекаря, а после защиты диссертации - доктора медицины.

Петербуржцы были невысокого мнения о врачах, в общественном мнении исключение делалось для окулистов, или, как тогда говорили, «очных докторов». Ироническое отношение к врачам во многом объяснялось низким уровнем практической медицины того времени, но немалую роль здесь играла и традиция. Довольно часто среди врачей встречались и невежды, и шарлатаны. Одним из них был выходец из Пруссии Мартин Мандт (1800–1858). Прибыв в 1836 г. в Россию, он становится лейб-медиком великой княгини Елены Павловны, а с 1839 г. – первым лейб-медиком Николая I. Имея подобных покровителей, Мандт вскоре становится профессором ИМХА, о нем распространяется слава как о выдающемся враче. Пренебрегая многими объективными способами исследования, он подводил разнообразные заболевания под свою систему, вводя в заблуждение пациентов. Мандт пропагандировал и внедрял «атомистическую метoду» лечения, основным положением которой считалась необходимость длительного растирания («до атомов») всех медикаментов, предложенных им в качестве лечебных средств. При этом лечение его отличалось от декларируемых принципов: он прописывал сильно действующие средства (рвотные, сернокислые соли, возбуждающие, ртуть, опий, селитру, хинин)[25]. По ходатайству Мандта в Санкт-Петербурге был открыт Образцовый госпиталь, куда были командированы врачи для изучения “атомистического способа” лечения. Наибольшая активность деятельности Мандта пришлась на 1854 – начало 1855 гг. Влияние его на императора было настолько велико, что по высочайшему повелению военные врачи должны были на смотрах и ученьях носить на перевязи особые сумки с атомистическими лекарствами для оказания первой помощи[26]. Особые способности позволили сохранять Мандту исключительное положение при дворе вплоть до кончины Николая Павловича. Неспособность Мандта оказать необходимую помощь больному императору, вызвали озлобление к нему, лейб-медик был вынужден бежать из страны. После этого «атомистическая метода» и все связанное в ней канули в лету.

Вместе с тем, приведенный пример был скорее исключением, в 1820-1830-е гг. уже начала формироваться русская медицинская школа, представленная целым рядом выдающихся клиницистов, таких как М. Я. Мудров, Е.О. Мухин, П. Чаруковский и др.[27]

Наравне с Физикатом, в столице существовали и другие органы, целью которых было оказание призрение нуждавшихся. В 1818 г. было учреждено Императорское Человеколюбивое общество, разместившееся в собственном доме на Литейном проспекте против Артиллерийских казарм. Президентом его был близкий друг императора Александра I князь А.Н. Голицын. Императорское Человеколюбивое общество содержало в Петербурге Институт слепых, Дом воспитания бедных детей, Дом призрения убогих, Ивановскую богадельню, а также иногородние попечительные комитеты о бедных. В 1837 г. Общество оказало помощь 24144 семьям и отдельным лицам, из них 5496 получали ежемесячные пособия. Врачи безденежно пользовали 5740 больных.

До 1865 г. медициной в российских городах ведали Приказы общественного призрения, учрежденные еще Екатериной II. За время своего существования они открыли в стране 519 больниц, 33 дома для умалишенных, 107 богаделен и инвалидных домов, 4 фельдшерские школы. Во главе приказа был поставлен губернатор, под его руководством работали 3 депутата (от дворянства, купечества и поселян), исполнявшие обязанности на общественных началах и попечитель «богоугодных заведений»[28].

В 1799 г. столичные и московские заведения, организованные приказами, были переданы в ведение камеральных депутатов городских правлений, но в 1802 г. вновь переданы приказам[29]. Новая попытка изменений в сложившейся системе произошла в 1828 г., когда Высочайшим указом был образован особый Попечительный совет IV отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии (Ведомства императрицы Марии Федоровны), в ведение которого перешли многие городские больницы. Попечительный совет был независимым органом и не подчинялся ни одному из министерств[30].

Простые петербуржцы обычно болели, выздоравливали и умирали без врачебной помощи. К услугам медиков прибегали только те, кто имел средства. Состоятельные люди в 1810-1830-х гг. в больницы попадали крайне редко - им обеспечивался надлежащий уход на дому. Однако больниц в Петербурге было довольно много; они различались по лечебному профилю, но и ведомственному подчинению.

В Санкт-Петербурге, военной столице Российской империи, размещались крупнейшие в стране военные и морские госпитали. Кроме того, отдельные полки имели собственные лазареты, а некоторые, в частности, лейб-гвардии Семеновский, госпитали[31]. Военные госпитали славились хорошими условиями и высоким уровнем медицинского обслуживания.

Существовали в столице и придворные госпитали, стационарные лечебные учреждения Придворно-медицинской части, предназначенные для оказания медицинской помощи служащим по ведомству Министерства Императорского Двора. Располагались они как в Санкт-Петербурге (в частности, на правом берегу Екатерининского канала), так и в императорским резиденциях – Царском Селе, Петергофе и Гатчине.

При воспитательных учреждениях были собственные лазареты. Свой лазарет имел и Царскосельский лицей.

Общедоступные городские больницы содержались на средства, имеющиеся в распоряжении Приказа общественного призрения, и формировались за счет государственных ассигнований, либо за счет благотворительных взносов. Медицинской частью в городских больницах заведовал старший доктор, в подчинении которого находился весь медицинский персонал. Сам же он подчинялся непосредственно генералу штаб-доктору. Все больничное хозяйство состояло в ведении Приказа общественного призрения. В больницах, существовавших целиком на средства благотворителей, были свои правила.

На Литейном проспекте располагалось самое известное и значительное создание императрицы Марии Федоровны - больница для бедных, получившая после кончины императрицы в 1828 г. название Мариинская. Большая больница (на 242 человека) была построена с максимально возможным в то время комфортом: в полуподвальном помещении находились кухня, баня и кладовые, в бельэтаже - аптека и смотровые, на верхних этажах - помещения для больных. Для бедных слоев общества лечение здесь было бесплатным.

Старейшей петербургской больницей была Обуховская, находившаяся в ведении Приказа общественного призрения. Лечение здесь было в основном бесплатным. За крепостных должны были платить их господа, а за ремесленников - цехи, но плата была небольшой: сначала всего 4 руб. в месяц, затем – 18–20 руб. Условия содержания больных были очень хорошими. В отдельном флигеле располагалось отделение для душевнобольных, в котором условия содержания больных определялись принципами, передовыми не только для России, но и для всей Европы.

Наряд с существовавшими в Санкт-Петербурге в 20 – 30–е годы 19 века было построено большое число лечебных заведений европейского уровня.

В 1832 г. на Петергофском шоссе открылась специальная больница для душевнобольных, получившая название больницы «Всех скорбящих», по одноименной церкви. Устав больницы, разработанный психиатром И. Ф. Рюлем, был написан в соответствии с последними достижениями медицинской науки. Больница по праву считалась одной из лучших в Европе.

На лечении венерических заболеваний специализировалась Калинкинская больница. Нахождение здесь было строго анонимным. При больнице было родильное отделение для зараженных беременных женщин. В 1830 г. больница перешла в ведение Попечительского совета, а в 1832 г. для нее было построено новое здание.

На набережной Фонтанки находился Повивальный институт, который готовил дипломированных акушерок, а при нем - родильный госпиталь.

На Фонтанке же располагалась и Глазная лечебница, одним из основателей которой был известный филантроп доктор Т.-Г. Лерхе.

В рассматриваемый период в городе строились новые больницы: в 1829 г. на 1-й линии Васильевского острова открылась больница Св. Марии Магдалины; в 1835 г. - Петропавловская больница на Петербургской стороне. В 1834 г. у Аларчина моста на средства благотворителей построили первую и единственную в городе детскую больницу. Больница принимала детей от 3 до 14 лет, причем детей из бедных семей бесплатно и в первую очередь.

Несмотря на прекрасное качество больничных помещений, хорошее лечение и содержание больных, смертность в петербургских больницах была очень высокой (около 15-20%). Немалое значение имел низкий культурный уровень населения: горожане обращались в больницу только в крайних случаях, с безнадежно запущенными заболеваниями. Немецкий наблюдатель с грустью констатировал: «Коренной россиянин обыкновенно тогда уже ищет случая поступить в больницу, когда он для исцеления своего дома испытает все средства, нередко противодействующие»[32].

Вместе с тем, одной из главных причин высокой смертности было несовершенство медицины: многие тяжелые болезни считались неизлечимыми. В данное время отставала Россия и по целому ряду направлений медицинской науки и практики. Вместе с тем, нельзя не отметить и быстрое развитие отечественной медицины и последовавшее за этим ее возвышение до уровня ведущих «медицинских» держав.

Санкт-Петербург по праву считался медицинской столицей России. Здесь первые применялись новейшие методы лечения, вводилось в практику то, что впоследствии перевернет развитие медицинской науки и практики. Остановимся на отдельных примерах, отражающих достижения в области терапии и хирургии в данное время.

Терапия к началу XIX в. понималась как лечение консервативными методами в противоположность хирургии, акушерству и т. п., требовавшим специальных методов лечения. В первой половине века сфера деятельности терапевтов была широкой. Так, И.Т. Спасский, домашний врач Пушкиных, являлся одновременно педиатром, гинекологом и терапевтом.

В начале XIX в. совершенствовались методы обследования больных. Врачи-терапевты стали более детально изучать обстоятельства, способствовавшие зарождению и развитию болезни, поэтому значительное место в историях болезни стали отводить не только образу жизни больного, но и влиянию других факторов[33].

В первые десятилетия XIX в. русские врачи овладели новыми методами физического обследования. Хорошо известный сегодня метод перкуссии[34], открытый Л.Ауэнбруггером уже в к. XVIII в. применялся русскими врачами. В первой половине XIX в. постепенно она стала применяться, сначала при обследовании взрослых, а затем и детей. Тогда же русские врачи стали применять метод аускультации[35], открытый в начале XIX в. французским клиницистом Р. Лаэннеком. Им же в 1816 г. был изобретен стетоскоп. Ранее применявшееся выслушивание ухом, приложенным к грудной клетке, не давало возможности диагностировать болезни легких и сердца на начальных стадиях болезни. В России заслуга внедрения физических методов обследования в клиническую практику принадлежит профессору ИМХА П.А. Чаруковскому и московскому профессору Г.И. Сокольскому.

Все виды консервативного лечения, применявшиеся в Санкт-Петербурге в первую половину XIX в., можно разделить на лечение медикаментозное, диететическое, климатическое и курортное. Основными жаропонижающими до 1850-х служили калийные соли и хинин. В XIX в. во врачебную практику вводились новые средства - морфин (1803), йод (1812), стрихнин (1818), кофеин (1819), бром (1826), хлороформ (1831), атропин (1833), йодистый калий (1836) и т. д. В столице выросло число аптек, расширилось производство лекарственных трав. Из русской народной медицины были взяты такие общеупотребительные лекарства, как отвар черники, настойка ландыша, настойка подсолнечника, многие мочегонные. Отсюда же заимствованы массаж, некоторые виды физических методов лечения, методы предупредительной терапии и пр. Модным было употребление различных эликсиров - настоек из лекарственных трав, знакомство с которыми вызывало ужас у профессиональных врачей.

Под диететическими средствами врачи того времени понимали советы касательно здорового образа жизни - местожительство, отдых, движение и т. п. Значительная роль при этом отводилась питанию. С 1820-х было детально разработано лечение молоком и рекомендовалось при разных формах чахотки, перемежающейся лихорадке и других болезнях.

Курортное лечение было известно еще в XVIII в. При Петре I были открыты железистый целебный источник в Липецке и Кончезерские воды около Петрозаводска, Полюстрово под Санкт-Петербургом. После тщательного научного исследования врачи в 1820-х стали направлять больных на Кавказские Минеральные Воды.

Наравне с врачами, следовавшими канонам врачебной этики, в Санкт-Петербурге были и врачи, видевшие в терапии панацею от всех бед, чрезмерно увлекаясь лекарствами. Они предпочитали лечить болезнь, а не больного, уповая часто на широкое применение проверенных средств: хинин - при лихорадке, ртуть и йодистый калий - при сифилисе,  и т. д. Такие врачи часто обосновывали свой подход желанием самого пациента получить «целебный порошок», уверовав в его чудодейственную силу. В ряде случаев низкая квалификация врача приводила к печальным последствиям.

В терапии середины XIX в. четко определилось заметное отставание лечебной стороны от диагностической: далеко не всё, достигнутое врачебной наукой, находило практическое применение, в первую очередь, вследствие различных причин социально-экономического характера. Потому врачи часто выпускали лечебники для народа, в которых рекомендовались дешевые лекарственные средства. Весьма популярны, например, были лечебники врача И. К. Каменецкого. Не брезговали этими своеобразными пособиями по самостоятельному лечению и обеспеченные слои петербургского общества.

Значительными достижениями могли гордиться в первой половине 19 века и петербургские хирурги. Впервые переливание крови осуществил английский акушер Дж. Бланделл в 1819 г., а в России, именно в Санкт-Петербурге в 1832 г. Г. Вольф провел первое переливание крови от человека человеку, сохранив жизнь женщине, умиравшей после родов от маточного кровотечения.

Россия была одной из первых стран, где эфирный наркоз нашел самое широкое применение и в данном случае необходимо назвать имя выдающегося хирурга Николая Ивановича Пирогова ( – 1881), основателя военно-полевой хирургии, профессора ИМХА. Первые в России операции под эфирным наркозом были произведены: в Риге (Б.Ф. Беренс, январь 1847 г.), Москве (Ф.И.Иноземцев, 7 февраля 1847 г.), Петербурге (Н.И. Пирогов, 14 февраля 1847 г.). Научное обоснование применения эфирного наркоза дал профессор Императорской Медико-хирургической академии (ИМХА) Н.И.Пирогов. В опытах на животных он провел широкое экспериментальное исследование свойств эфира при разных способах его введения (ингаляционном, внутрисосудистом, ректальном и др.) с последующей клинической проверкой различных экспериментальных методов (в том числе и на себе)[36]. После чего 14 февраля 1847 г. он провел свою первую операцию под эфирным наркозом, удалив опухоль молочной железы за 2,5 мин. Летом 1847 г. Н.И. Пирогов впервые применил эфирный наркоз в полевых условиях на театре военных действий в Дагестане, используя изобретенный им аппарат для подачи наркоза. Результаты этого эксперимента были очевидны: впервые операции проходили без стонов и криков раненых. Позднее, в период Крымской войны, применение эфирного наркоза позволило Н.И. Пирогову оперировать одновременно на трех столах по 80 — 100 больных в сутки[37]. В результате появилась анестезиология, бурное развитие которой было связано с внедрением новых обезболивающих средств и методов их введения. С открытием наркоза и развитием его методов началась новая эпоха в хирургии.

Менее известным, но столь же талантливым хирургом и искусным анатомом являлся профессор Санкт-Петербургской ИМХА Илья Васильевич Буяльский (1789 - 1866). Он имел славу виртуоза оперативной техники; его «Анатомико-хирургические таблицы» были широко известны в Европе и США. Им разработан ряд но­вых хирургических операций (на верхней челюсти, кровеносных сосудах и др.), созданы новые хирургические инструменты (лопатка Буяльского, турникет Буяльского, аневризматическая игла Буяльского). Он внес существенный вклад в становление сосудистой хирургии; впервые в России выполнил перевязку безымянной артерии. В числе первых русских хирургов он применял хлороформный наркоз и крахмальную повязку при переломах[38].

Еще до наступления эры антисептики[39] и асептики[40] (во второй половине 19 в.) петербургские ученые И.В. Буяльский и Н.И. Пирогов применяли мытье рук обеззараживающими растворами спирта, ляписа, йодной настойкой, что в конечном итоге, приводило к снижению смертности и возрастанию благополучных исходов операций.

Петербургские ученые, тем самым, внесли значительный вклад в развитие хирургии, способствовав ее стремительному развитию во второй половине 19 – начале 20 веков, когда она за несколько десятилетий достигла столь больших практических результатов, каких не знала за всю предыдущую многовековую историю. Эра наркоза, антисептики и асептики открыла широкие перспективы и для неотложной хирургии. В хирургической практике стали широко применяться инструментальные методы обследования и лечения. Хирургия вышла на принципиально новые научные рубежи[41].

Таким образом, 30 – 40-е гг. 19 столетия стали временем, когда ярко проявились результаты преобразований в сфере медицины, той исключительно важной и многоплановой работы, которая была проделана в предыдущее столетие в нашей стране. Российская медицина, в которой петербургская составляющая была доминирующей, проявила себя оригинальной и самобытной единицей. Вместе с тем, данный период был чрезвычайно важен для последующего развития отечественной медицины, которая в конце 19 – начале 20 вв. заняла ведущее место в мире, а ее представители получили широкое признание. В это время идет формирование научных школ, представители которых впоследствии будут определять развитие медицины не только в Санкт-Петербурге, но и в более широких масштабах. Достойными продолжателями дела ученых и практиков 30 – 40-х гг. 19 века стали С.П. Боткин, И.П. Павлов, Н.И. Склифосовский, И.И. Мечников и др.